Заметьте: не "това" - по канонам ивритской грамматики, которую за двадцать лет он так и не освоил, хотя последний гласный звук могли проглотить.
Переубеждать его в том, что о названии города Саратова существует несколько гипотез, уходящих корнями в татарские и скифско-иранские гидронимы (разновидность топонимов), но общепринятой на нынешний день так и не имеется, и его версия воспринимается не более чем шутка, было бесполезно.
Зато в самом Саратове, куда осенью 1996 года с коллегой по региональной еврейской газете, которую мы выпускали в другом волжском городе - Самаре, нам повезло встретиться с интересными и удивительными людьми. Они были не просто читателями и почитателями нашей газеты, коих нашлось немало в Саратове, а еврейскими активистами, сделавшими немало для еврейства родного города. Прошло уже полтора десятка лет, но я помню их - Ольгу Герман, руководителя городским лекторием еврейской культуры и Даниила Дранкина, врача, ученого, занимающегося также еврейской историей Саратова. Они-то и рассказали о погроме, произошедшем в начале 20-го века в их городе, о котором почерпнули сведения из архивных документов. По сохранившимся разрозненным записям их рассказов и бесед я попытаюсь воспроизвести картину случившегося. Разумеется, к названию города, основанного более четырех столетий назад как город-крепость на правом берегу Волги, это событие отношения не имеет, но на жизни евреев этого волжского города сказалось весьма отрицательно.

Сначала было слово, верней, много слов, из которых состоял царский манифест от 17 октября 1905 года "Об усовершенствовании государственного порядка", частично ограничивающего самодержавную власть и провозглашающего свободу слова. После выхода манифеста по некоторым городам и весям империи, где проживали евреи, прокатились погромы. На то время в Саратове, находившемся вне "черты оседлости", насчитывалось около полутора тысяч евреев, так что православному люду, быстро раскусившему замыслы иудеев ("жиды, мол, своего царя хотят на трон посадить, монастыри опечатать и церкви ограбить"), было против кого бунтовать. Так называемый "православный люд" состоял из черносотенцев - представителей антисемитских организаций "Союз русского народа" и "Союз Михаила - архангела" и всяческих люмпенов.
В ночь с 19 на 20 октября и всю первую половину дня город оказался в руках погромщиков. Центром погрома стала недавно отстроенная синагога улице Староострожской, представляющая собой красивое, обложенное кирпичом, деревянное здание, выполненное в восточном стиле. Накануне погрома в центре города, на Театральной площади, собрался народ количеством около шести тысяч. Все как будто происходило по-революционному: с балкона ближайшего дома изгалялись местные цицероны, приветствовавшие долгожданный манифест, кто-то кинул камень в царский огород, а кто и вообще богохульные речи завел. Поскольку народу на площади собралось прилично, то выступления ораторов слышали лишь те, кто стоял под балконом, их голоса улетали в небеса. Но, как говорится, имеющий уши да услышит, а остальным, которые стояли подальше, суть речей передавали передние. Из толпы, состоящей, в основном, из извозчиков, приказчиков, ремесленников и праздношатающихся, стали раздаваться антисемитские выкрики. Следует заметить, что толпа была весьма неоднородной - в ней находились и либерально настроенные горожане: интеллигенты, студенты, чиновники. К обеим противостоящим сторонам стало приближаться подкрепление: к черносотенцам начали подходить деклассированные элементы, а к либералам присоединилась "боевая дружина" численностью около ста человек, вооруженная револьверами, а также рабочие (без оружия).
Неожиданно полетели камни, раздались выстрелы, и черносотенная толпа отступила с площади к музею, но ненадолго - произошла новая стычка. В развернувшиеся события вмешались войска, пытавшиеся разъединить враждующих. Часть толпы была оттеснена на соседние улицы и постепенно разошлась. Но черносотенцы и иже с ними (деклассированные элементы), отодвинутые с площади, ринулись туда, где проживало много евреев - на Цыганскую и Староострожскую улицы. В этой толпе были слышны разговоры о том, что "жидов позволено грабить три дня подряд". Очевидцы свидетельствовали, что громилы шли в известном им направлении: впереди шествовала орава подростков, за ними - мужики с палками и дубинами. "Крестный ход" замыкали хулиганье и мелкая шпана с мешками и баулами, а также бабы, тоже с мешками. Вот как описывает те события "Саратовский листок" (номер 208): "...Громилы шли "по списку", узнавали намеченные квартиры по крестам на воротах и дверях. Но факт тот, что громилы почти нигде не ошибались, обходя русские и другие квартиры и отыскивая везде только евреев, не исключая и живущих в глубине двора. Награбленное тут же спускалось за бесценок: золотые сторублевые часы шли за 2 - 3 рубля, столы и буфеты по - четвертному, мелкие золотые вещи продавались горстями за бесценок. Выручку громилы несли в казенные лавки, которые не закрывались всю ночь: пьянство продолжалось до утра. На следующий день с утра можно было наблюдать вереницы людей, несущих и везущих по улицам груды товаров и всякого добра, награбленного у евреев. Все это делалось открыто, без торопливости..."
Центром погрома стала недавно построенная синагога на Староострожской улице. К месту здесь будет процитировать следующий абзац из этого же номера "Саратовского листка":
"...Проникнуть в синагогу - было не легко. Крик дикой ярости разнесся по улице, когда массивные решетки и двери уступили натиску. Вломившись внутрь здания, громилы собрали в кучу утварь, священные книги, мебель, полили все это керосином и зажгли. В то же время в окно летели свитки Торы, которые на улице рвались в лоскутья, топтались ногами и с гиканьем метались в огонь... К полуночи пламя пожара стало ослабевать. До этого никто не мешал громилам. Пожарные, хотя выезжали из частей, но заливали только соседние крыши..."
Погромщики не ограничились лишь этой синагогой. Они буквально ломанулись на Цыганскую улицу, разграбив другую синагогу, аптеки, мастерские, склады, магазины, столовую и квартиры, принадлежащие евреям. Погром продолжался и утром 20 октября, а в полдень по главной улице Саратова - Немецкой - прошла толпа из 2-3 тысяч человек с портретами царя-батюшки и державными флагами, грабя на пути еврейские магазины. На Соборной площади, призывая разойтись, к толпе обратился епископ Гермоген. Толпа внимала ему неохотно и столь же неохотно разошлась, но вскоре возникла новая манифестация так называемых патриотов - уже на идейной основе, без грабежей.

Как же действовали власти и подчиненные им силовые структуры: дислоцирующийся в городе гарнизон, в основном, артиллерийские части, полиция, казаки? Следует заметить, что военные пытались прекратить погром, менее активно действовали полиция и казаки. Местная пресса отмечает случаи, когда последние безучастно наблюдали за происходящим, а иногда и сами принимали участие в грабежах. Газета "Саратовский листок" (номер 207 за 1905 год) приводит случай, когда полицейский чин отобрал у вышедшего из магазина громилы узел с награбленными товарами, свалил вещи в пролетку, сказав погромщику, что он добудет себе еще. Кто действительно оказал помощь в прекращении погрома, так это вооруженные люди из "боевой дружины", разогнавшая 20 октября погромщиков.
Во время погрома евреи в большинстве случаев прятались в знакомых христианских семьях или в разных учреждениях, но не всюду их пускали. Некоторые спасались бегством, что тоже было чревато трудностями и опасностями. Например, зажиточная еврейская семья Браславских направилась на пристань, чтобы сесть на пароход, но кучка ломовых извозчиков преградила им доступ к пароходу: "Жиды, робя, жиды бегут! Держи их, братцы!" К счастью, сопровождавшей их русской женщине удалось отвлечь этих ломовиков от еврейской семьи, но тут ее заподозрили, что она тоже еврейка и велели показать нательный крест, не то ее прирежут. Кое-как этой женщине удалось от них вырваться.
Не все саратовские евреи пассивно реагировали на возникшую смертельную опасность. Была организована группа самообороны из 15-20 вооруженных евреев, стрелявших в воздух. Когда погромщики бросились за ними, то были встречены выстрелами. Двое громил были ранены в ноги, третьему раздробили кисть правой руки, один ломовой извозчик был убит. В результате погрома, учиненного в Саратове, было убито девять евреев, ранено 124 (из них 66 - тяжело), совершено 11 поджогов, разгромлено магазинов и квартир - 168, задержано с награбленным имуществом - 100 человек.
В городе был учрежден еврейский комитет помощи пострадавшим от погрома. По данным комитета для далеко не полной компенсации жертвам погрома требовалось двадцать тысяч рублей (огромная по тем временам сумма!). Только на пропитание всех пострадавших тратилось ежедневно сто рублей. Пожертвования приходили из разных мест и от разных людей. От всех видов пожертвований, поступающих через епископа Гермогена, отличавшегося реакционными взглядами и двусмысленным поведением во время погрома, комитет отказался.

Опасались погромов и евреи, проживающие и в других губерниях России. Три дня подряд - 20, 21 и 22 октября мимо Саратова проходили пароходы, переполненные евреями из Вольска, Царицына, Камышина и других волжских городов. Пассажиры- беженцы, узнав о местных событиях, ехали дальше. Сотни семейств с больными женщинами, стариками и детьми остались без крова, одежды, без денег и куска хлеба. Тот же "Саратовский листок" в те дни сочувственно отмечал:
"Нужно видеть этих дрожащих от холода, полураздетых, голодных беглецов, ютившихся под сараями, в амбарах и нетопленных квартирах, чтобы понять весь ужас их положения... "