Не знаю, в какую страну ехали вы, дорогой читатель, а я точно знал, куда еду и что меня здесь ждет. Я знал, что моим знаниям, моему опыту, накопленному в СССР, долго еще не будет здесь никакого применения (если вообще будет). Поскольку моим главным инструментом как писателя был русский язык. А об иврите я знал только то, что на нем пишут справа налево. Поэтому был готов выполнять здесь любую работу. Вплоть до рабочего на стройке. И поэтому я не впал в шок, когда увидел, что мои предположения оправдались. Хотел написать "мои худшие опасения", но это неточно, это были не опасения, это было почти точное знание: мой русский язык здесь никому не нужен, он кормить меня не будет.
Я уехал из СССР не потому, что не мог там и дальше заниматься тем, чем занимался: писал и публиковал романы, пьесы, которые театры брали в постановку. Я уехал потому, что не хотел это продолжать. Мое желание жить в своей стране оказалось выше привычки творить для другого народа, другой страны.
Еще до приезда я знал, что Израиль – жестокая страна, жестокая по отношению к своим гражданам. И каждый день я получал новые тому доказательства.
Вы и сами, уважаемые читатели, можете сложить горестные поэмы о тяжкой жизни, о банках-грабителях, о кабальной машканте, о придирчивой полиции... Власти пытаются латать бюджет, поднимая прямые и косвенные налоги, то и дело сокращают пособия, тех, кого принято относить к слабым слоям общества, гонят на работу... В этих песнях будет такой великий плач, по сравнению с которым плач дев на реках Вавилонских покажется не более чем незамысловатой печальной песенкой... И я во многом с вами соглашусь и от себя добавлю. Как в любой стране, нас подкарауливают здесь разнообразные мошенники. Многие простые люди обречены на тяжелый труд. Нет здесь кисельных берегов и рек, текущих дармовым молоком и медом. Хочешь есть – работай. Голод не тетка. Работодатели пытаются выжать из работников как можно больше.
Израиль безжалостен и к сильным мира сего… Президента отправляют в тюрьму за приставания к женщинам, премьера судят по обвинению в денежных махинациях, двоих министров уже поселили в тюрьме за присвоение общественных денег.
Ко всем жестокостям, свойственным любой стране, независимо от ее социального строя, характеризующим свободное общество, добавляются свои, специфические, вызванные исключительным положением страны, постоянной опасностью террора.
Израиль жесток. Это, наверное, единственная страна, в которой могут сказать родителям, горюющим по похищенному хамасовскими абреками сыну: перестаньте носиться со своим горем.
Так почему же я написал, что такая жестокость - это правильно и хорошо?
Вначале меня подмывало перефразировать Цветаеву: "не мать – а мачеха страна", но это было бы неверно. Ситуация на деле совершенно противоположная. Израиль как страна – не мачеха для своих граждан. Не она пришла в семью, в которой живут чужие для нее дети. Она именно мать, которая принимает в свой дом своих родных детей, разбросанных по детдомам всего мира. И они привозят оттуда не только то хорошее, что смогли впитать, но и все плохое, что могло прорасти в них против их воли, как водится в подобных заведениях. И в такой ситуации матери – именно из любви – приходится иной раз применить и силу, и жестокость. Ради всеобщего блага.
Одним из проявлений правительственной жестокости было создание чуть ли не на следующий день после провозглашения государства подразделений по отлову уклонистов от воинской повинности. Отряды эти действовали решительно, жестоко. В полночь – стук в дверь. "Такой-то?" – "Да". – "Пошли с нами". И либо ты берешь в руки оружие и идешь на передовую, либо – в карцер. Жестоко. Сурово. А как иначе выстоять государству-младенцу, которое подверглось нападению двунадесяти армий?
Ярким проявлением жестокости является расстрел судна "Альталена". Свои безжалостно стреляли по своим, чтобы восторжествовал принцип: одна страна – одна вооруженная структура. (Кстати, в этом инциденте проявилось все величие будущего премьера Менахема Бегина. Первой реакцией было нанести ответный удар по сторонникам Бен-Гуриона, отдавшего приказ потопить "Альталену", которая везла оружие для отрядов Бегина. Но Бегин подавил свой первый, вполне естественный порыв и сказал своим единомышленникам, которые рвались в бой: "В интересах нашего общего государства, в интересах народа мы должны отказаться от мести". Он не санкционировал ни одной ответной акции, и будущее показало, что это было мудрое решение).
В Израиле не так уж много семей, в которой не соблюдают траур по погибшим родным. Поэтому здесь не звучит диссонансом упрек в адрес тех, для кого свое горе страшнее горя других.
Мы жалуемся на банковский грабеж. Но именно суровые безжалостные машканты и стали причиной того, что всемирный банковский кризис почти не затронул израильскую экономику.
Когда 8 лет назад власти резко урезали пособия матерям-одиночкам, одна мой знакомая, молодая женщина, вынуждена была пойти на работу. Начала с тогдашней минимальной зарплаты, сейчас получает в два раза больше нынешнего минимума - и счастлива.
Можно эту суровость властей рассматривать как бездушие, черствость, а можно – как уважение к личной свободе. Если ты голоден – тебе дают не тарелку с манной небесной, а возможность заработать себе на жизнь, не рыбу, а удочку с инструкцией к пользованию. В Израиле считается, что в таком подходе больше уважения к человеку, чем в подачках.
Приходится быть жестоким, если страна лишена природных богатств, зато богата внешними врагами, и оборонные расходы составляют львиную долю бюджета.
Гуляем мы на днях по новой яффской набережной; много народа, чисто, чинно, ни пьяных, ни хулиганья, к девушкам не пристают, пьяные не валяются. И ни одного полицейского. Что обеспечивает порядок? Жестокость полиции. Асоциальные элементы на своей шкуре знают: при любом инциденте кто-то вызовет стражей порядка, мгновенно приедет патруль, скрутит дебоширов и увезет в участок.
Конечно, идеала не бывает - вспомним хотя бы убийство Арье Карпа на тель-авивской набережной, - но это скорее исключение из правил. В конечном счете виновные в гибели Карпа пошли под суд.
Соседи купили новый диван, старый выставили на улицу. Вечером, когда обмывали покупку, в дверь постучал муниципальный инспектор и выписал штраф, так как нарушен подзаконный акт: старую мебель выставлять можно только по средам до полудня. "Мы сейчас уберем!" Инспектор неумолим. "Уберите. Но и штраф заплатите - 300 шекелей". Сурово, но как иначе?
Друзья на днях получили солидный штраф из минэкологии: некто ехал за их автомобилем и увидел, как дети что-то выбросили из окна. Этот некто оказался внештатным инспектором и сообщил о нарушении куда следует. Друзья вынуждены будут заплатить штраф. А как иначе?
Жесток Израиль. Некоторые репатрианты жалуются на то, что их здесь заставляют слушать восточную музыку, есть хумус (это шутка, не затевайте спор!)…
Решение приехать сюда нужно было принять так: я еду в тяжелую, но свободную, в жестокую, но свою страну.
Чтобы видеть все в правильном свете, необходимо верно определить цель создания и существования Израиля – как единственно надежного убежища для евреев.
Гармония в отношениях между суровыми законами и гражданином наступает тогда, когда гражданин понимает, что эти законы во благо и ему.
Израиль жесток, но справедлив. Это не та жестокость, которая в других странах отбирала, запрещала, сажала, убивала ради завиральной идеи. То, что мы получаем, живя в своей стране, намного превосходит потери от вынужденной жестокости властей.
Я – жестокий человек. Сторонник жестокого, безжалостного к нормальным, здоровым людям капитализма. Я подаю денежку калекам. Но если вижу, что попрошайка вполне здоровый на вид человек, равнодушно смотрю на него. Я знаю, что на стройках, на фермах, на заводах всегда нужны рабочие руки.
Вспоминаю посещение выставки во Всесоюзном институте каракулеводства в городе Самарканде. Там были превосходные каракулевые шкурки – черные, голубые, серебристые, красные, золотые… Прикасаться к ним доставляло удовольствие, они радовали глаз (прошу прощения у Бриджит Бардо и ее единомышленников – это было 40 лет назад, я был юн и зелен – в "первобытном" смысле этого слова; сейчас я готов голосовать за "зеленых"). Экскурсию проводил сам директор института, и он рассказал нам такую историю... Министерство каракулеводства (или это был просто главк – не столь важно) решило увеличить производство каракулевых смушек, за которые заграница готова была платить долларами. "Будем разводить каракулевых овец в загонах". Построили десятки ферм, стали кормить овец самым ценными кормами, назначили ветеринаров... Настало время телиться (или котиться?), а помет – не каракулевый! Обычно ягнята появляются на свет в таких симпатичных кудряшках разных цветов и оттенков, а у этих овец дети как дети – шерсть прямая, не имеющая никакой долларовой ценности. Неужели не тех овец откармливали и оплодотворяли? Нет, тех самых, которые в прошлом году дали высокоценный приплод. Может, самцы подвели? Опять нет - те же самые самцы неплохо поработали в каракулевых отарах, где овцы послушно родили правильных ягнят.
Признали эксперимент неудачным и до выяснения причин выпустили овец на пастбища. А на следующий год те же овцы принесли настоящих каракулевых ягнят! Только тогда стало понятно, в чем причина прошлогоднего провала: овцы, которые без приложения усилий получают вдоволь еды и живут в комфортабельных условиях, ценных каракулевых ягнят не приносят. Они должны бегать по полю в поисках травки, съедобного кустика, за день преодолевать десятки километров, есть не столько, сколько пожелаешь, а столько, сколько удастся таким естественным образом добыть. Ноги должны кормить не только волка, но и каракулевую овцу.
Мораль моего рассказа, уверен, понятна: хотите добиться хороших результатов – ставьте людей в условия жестокой конкуренции, в стрессовые, экстремальные ситуации.
С чего это я привожу параллели из мира животных? Есть у меня пример и про нас с вами, дорогие вы мои венцы природы. В начале 1980-х на одном из всесоюзных писательских семинаров познакомился я с молодой симпатичной поэтессой с Дальнего Севера. Она была представительницей очень малой народности. Дала мне почитать свои стихи. И ее стихи были полны печали, и в глазах у нее стояла какая-то глубокая грусть. Я спросил: в чем дело, в чем причина? И она ответила: ее беспокоит судьба своего народа. Я ожидал услышать жалобы на несправедливое отношение к ее маленькому, насчитывающему несколько десятков тысяч людей, народу либо со стороны русских, либо со стороны бездушной советской власти. Все наоборот! Она пожаловалась на то, что власти относятся к ее народу слишком хорошо, и в этом причина его бед, причина вырождения.
Оказывается, в СССР тогда был закон, по которому (в целях сохранения этой народности и нескольких других на Дальнем Севере) на имя каждого родившегося там младенца открывали счет в местном отделении сберкассы и ежемесячно перечисляли на него 100 рублей вплоть до дня его смерти. И каков же был эффект? Парни (проблема возникала в основном у них как у слабого пола) знали, что каждый месяц первого числа на их счету появятся деньги, по тем временам большие, ведь минимальная зарплата тогда была 70 рублей, начинающий учитель получал 100-120 рублей за тяжелую работу в школе, инженеры получали немногим больше. На фиг ему учиться в вузе? На фиг ему пахать? Ребята спивались, не хотели заводить семью, и народность катастрофически вымирала.
Народ не выживет, если с ним нянчиться, гладить только по шерстке, задарма раздавать пособия. И не выживет, если не писать ничего, что ему не понравится. Не ждите от меня статей, в которых я буду гладить вас по шерстке, и жалеть вас, и сочувствовать вам. Не буду вам дифирамбы петь. Это все равно что закармливать ребенка шоколадом.
Есть только один рецепт, как стать счастливым. Настройте будильник в своем мобильном телефоне так, чтобы он будил вас по утрам фразой "Вставайте, граф, вас ждут великие дела!", сразу же вскакивайте – и за дело. Ставьте перед собой серьезные цели и старайтесь их достигнуть.