ДРАМА В ТРЁХ ДЕЙСТВИЯХ
Под ярким светом телекамер Трамп сияет, как новенькая медаль на груди советского генсека. 72 часа — и все заложники дома! Триумф! Овации! Только вот за кулисами этого пышного спектакля совсем другой сценарий разворачивается. Пока президент США рисует в воздухе грандиозные картины своей миротворческой мощи, представитель ХАМАС Муса Абу Марзук буднично замечает в интервью «Аль-Джазире»: «Освобождение всех заложников за 72 часа? Не реалистично».
Какая удивительная асимметрия слов и реальности! Можно подумать, что мы с вами наблюдаем не трагедию с заложниками, а какой-то абсурдистский спектакль, где каждый актёр играет по собственному сценарию.
СЛОВЕСНАЯ ЭКВИЛИБРИСТИКА
Знаете, в чём истинное мастерство политика? В умении сказать «мир» так, чтобы подразумевать «война», произнести «переговоры» — и иметь в виду «ультиматум». В последние месяцы я коллекционировал эти лингвистические кульбиты, эти словесные сальто-мортале — и собрал целую галерею.
Вот ХАМАС публично заявляет о «гуманитарных соображениях», а внутренние документы говорят о «максимизации психологического давления». Какой восхитительный зазор между словом и делом! Поистине, пропасть между декларацией и намерением.
А вот Трамп с олимпийской уверенностью обещает 72-часовое чудо. У меня перед глазами сразу встаёт образ советских пятилеток: «Выполним за три дня!» Только здесь речь идёт не о тоннах чугуна, а о человеческих жизнях.
АГРАНОВСКИЙ БЫ ПЛАКАЛ
Помните знаменитый подход Анатолия Аграновского: «Увидеть то, что видели все, но подумать о том, о чём не подумал никто»? Так вот, все видят переговоры о заложниках, но мало кто замечает, что эти переговоры давно превратились в отдельный жанр политического театра.
Я наблюдаю за этим спектаклем уже больше года. Заметили ли вы, что пик «гуманитарной» риторики ХАМАСа пришёлся именно на тот момент, когда манипуляции семьями заложников достигли наивысшей точки? Вот она — дьявольская ирония конфликта: чем громче звучат слова о человечности, тем более бесчеловечные действия они маскируют.
Тут невольно вспоминается старая шутка времён холодной войны: «Как отличить дипломата от обычного человека? Когда обычный человек говорит "да", он имеет в виду "да". Когда дипломат говорит "да", он имеет в виду "возможно". Когда дипломат говорит "возможно", он имеет в виду "нет". А когда дипломат говорит "нет" — он уже не дипломат».
СУХАЯ СТАТИСТИКА СО СЛЕЗАМИ НА ГЛАЗАХ
А теперь вспомним историю переговоров об освобождении заложников в ближневосточных конфликтах. Гилад Шалит — пять лет в плену ХАМАСа и обмен на тысячу палестинских заключённых. Ливан, 1982-1992 — десять лет драмы с западными заложниками.
Я смотрю на цифры и думаю: за каждым числом — человеческая жизнь, за каждым «условием переговоров» — чья-то агония ожидания. И когда я слышу фразу «не реалистично освободить всех за 72 часа», я вижу не просто дипломатическую формулировку, а продление страданий конкретных людей с конкретными именами.
ТРАГЕДИЯ И ФАРС ОДНОВРЕМЕННО
Ситуация с заложниками напоминает мне старый анекдот о колхозе, который рапортовал о перевыполнении плана, в то время как коровы дохли от голода. Только здесь вместо коров — люди, а вместо плана — политические амбиции.
Трамп использует ситуацию, чтобы предстать великим миротворцем перед выборами. ХАМАС разыгрывает карту гуманитарной обеспокоенности, одновременно применяя заложников как инструмент психологической войны.
И в этом трагическом театре абсурда заложники — не главные герои, а статисты, молчаливые фигуры на шахматной доске большой политики. Вот она — настоящая ирония: те, о ком якобы все заботятся, на самом деле мало кого по-настоящему волнуют.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
Недавно я разговаривал с матерью одного из заложников. Она сказала: «Знаете, что самое страшное? Не то, что мой сын в плену, а то, что его судьба зависит от людей, которым он нужен не как человек, а как аргумент».
А может, в этом и есть главная трагедия нашего времени — в превращении человеческих судеб в аргументы политических дебатов?
Когда я слышу о 72-часовом дедлайне для освобождения заложников, я не могу не думать: а что, если бы речь шла о ваших детях? Считали бы мы часы до дедлайна с таким же спокойствием?
Поэтому предлагаю небольшое упражнение: каждый раз, когда вы слышите новости о переговорах по заложникам, замените абстрактное слово «заложники» на имя близкого вам человека. И тогда фраза «освобождение заложников в течение 72 часов нереалистично» обретёт совсем другой смысл.
И, может быть, тогда мы перестанем воспринимать этот театр абсурда как нечто нормальное.
ПОСТСКРИПТУМ: Когда политики научились так мастерски превращать ужас в гуманитарный дискурс, они поняли нечто важное о силе слов. Вопрос в том: а что поняли мы о способности видеть сквозь эти слова?