Сержант полиции со внешностью кинозвезды

 За плечами Ирены Барнив свыше 15 лет работы в полиции, и ее послужной список вызывает уважение. Впрочем, в это тоже непросто поверить - выглядит она так, словно только вчера закончила срочную службу в армии. И лишь когда начинаешь говорить с Иреной, понимаешь, что Ева Даллас рядом с ней "отдыхает"...

- Ирена, позвольте угадать: вы принадлежите к тому самому "полуторному поколению", которое привезли в Израиль еще детьми, и школу вы оканчивали уже здесь, верно?

- Не совсем. Когда я репатриировалась с родителями из Крыма вскоре после окончания школы, когда мне было 17. Так что почти сразу после репатриации была призвана в армию и служила в рядах ВМФ.

- А как вы оказались в полиции? По объявлению о наборе демобилизованных военнослужащих?

- Тоже не так. Просто у моей подруги возникли проблемы с мужем, он стал поднимать на нее руку, всячески отравлял ей жизнь, и я встала на ее защиту. Тогда он переключился на меня, стал угрожать, поджидать у дома, и в какой-то момент я поняла, что следует обратиться в полицию. Так я познакомилась с майором Нисимом Вануну. Он как раз искал людей, которых можно было бы внедрить в среду наркоманов и наркоторговцев в качестве тайных агентов, предложил мне эту роль, и я согласилась. Решила, что будет интересно.

- Вы прошли перед внедрением специальный курс?

- Формально никаких курсов не было, но, разумеется, меня тщательно готовили и проверяли на профпригодность. Проверяли даже тогда, когда я сама не знала, что прохожу проверку - подсылали полицейских под видом наркоманов и наблюдали, как я себя веду при осуществлении сделок. Было это в 2003 году. Я проработала тайным агентом 9 месяцев, это позволило арестовать 31 наркоторговца, в том числе, и членов различных преступных группировок.

- Как я понимаю, вы должны были разыгрывать из себя наркоманку, причем так, чтобы вам поверили. Как вам это удавалось? Вы обладаете артистическим даром?

- Не только. Во-первых, помогла подготовка, а во-вторых, не забывайте, что я приехала из России и там подростком достаточно насмотрелась, как себя ведут наркоманы. Этот опыт мне очень пригодился.

- Родители знали об этой вашей работе?

- Нет, разумеется. Я почти не бывала дома, но мама не могла не обратить внимания на перемены, которые произошли в моей внешности. Раньше я вела весьма скромный образ жизни, соответственно одевалась, а тут мне сделали пирсинг, одели так, чтобы я выглядела своей в криминальной среде. Маму, как ни странно, эти перемены обрадовали: наконец-то, решила она, я стала современной девушкой и теперь точно смогу найти себе парня.

- Бывали моменты, когда вы, как Штирлиц, чувствовали, что находитесь на грани провала?

- Всякое бывало. Официально я работала официанткой и танцовщицей в баре. Как-то туда заявились люди, у которых я покупала наркотики - оказалось, что они также занимаются рэкетом. Они сидели и выпивали до пяти утра, дожидаясь, пока публика разойдется, а потом стали громить бар и избивать всех, кто попадал под руку. Работники бара пытались убежать, спрятаться, но они их находили и продолжали избивать. Били зверски, очень страшно. Но меня они не трогали, так как считали "своей". В какой-то момент я сказала одному из бандитов, что кто-то вызвал "скорую", вслед за ней здесь будет полиция, и им надо уходить. Они поверили и сбежали. Потом один из них на очной ставке сказал мне: "Как ты могла на нас настучать?!" "Я, между прочим, работаю в полиции", - ответила я, и он замолчал. По их законам, с полицейскими они не связываются.

- И что было потом?

- По окончании операции мне вручили почетную грамоту и предложили выбрать, где я хочу служить дальше. Я выбрала оперативную работу в угрозыске.

- Почему?

- Но ведь все мы в детстве и юности насмотрелись фильмов о том, как это захватывающе интересно - ловить преступников. Только в фильмах не говорится, насколько это трудно. Это на самом деле служба, которая длится дни и ночи. Мы занимались наркоторговцами, всем кругом преступлений, связанных с насилием, производили аресты. Нередко, установив личности домушников, засветло занимали позицию возле их домов и "вели" их до момента кражи, чтобы взять с поличным. Один из самых трудных моментов в работе - добыть доказательства. Мало найти склад наркотиков, надо еще установить, кому он принадлежит, и добыть изобличающие улики. Словом, хватало всякого. Тем более что наш район охватывал Бат-Ям, Холон и Азур, а это очень криминальная зона.

- Считается, что в Бат-Яме значительную часть преступлений совершают "русские".

- Я бы этого не сказала. На наркоторговле, домашних кражах и грабежах специализируются, в основном, "сабры".

- Вам бывало когда-либо по-настоящему страшно?

- Не люблю вспоминать об этом. Для меня это было и прошло - стараюсь оставить все позади. Но до сих пор помню свой первый выезд на оперативную работу. Я тогда только стажировалась, меня придали в пару тоже совсем новичку и послали на патрулирование в Южный Тель-Авив - район, который, в отличие от Холона и Бат-Яма, я совсем не знала. Есть там огромное здание, выстроенное по квадранту, а внутри квадранта автостоянка. Посреди ночи я обратила внимание на то, что в проход здания въехала машина. Это показалось мне подозрительным, и я сказала напарнику, что мы должны пойти и посмотреть, что происходит. В темноте мы высмотрели, как в противоположный проход въехала другая машина и остановилась напротив первой. Из обеих вышли люди и стали что-то передавать друг другу. Я стала считать их и поняла, что вдвоем нам с ними точно не справиться. Вызвать подмогу я не могла, поскольку мы оба не знали точно, где находимся, - были там впервые. Поэтому не оставалось ничего другого, как вести себя тише воды, ниже травы. Но, видимо, мы все же себя выдали - люди из автомобилей учуяли посторонних и стали обыскивать стоянку. Было страшновато. Мы затаились, но я все время держала руку на пистолете, хотя и не представляла, что будет, если нас обнаружат. К счастью, не обнаружили...

После четырех лет оперативной работы я начала специализироваться на преступлениях, совершенных молодежью и подростками. Тут и поножовщина, и кражи, наркотики, и алкоголь.

- Чем такая работа отличается от расследования преступлений, совершенных взрослыми правонарушителями?

- Прежде всего, подходом. Здесь надо всегда держать сердце открытым, чувствовать, с кем имеешь дело: с тем, кто уже решил для себя встать на этот путь, или тем, кто просто ошибся или оступился. Надо уметь сотрудничать с родителями. Очень часто приходилось заниматься делами, связанными с травлей подростков в школе. Не секрет, что ребята воспринимают это очень болезненно, и травля может привести к трагедии. Насилие в школах - вообще особая тема. Причем насилие в среде девочек встречается не реже, а то и чаще, чем в среде мальчиков, и, как ни странно, им свойственна куда большая жестокость.

- Были случаи, когда вы встречали ваших подследственных позже, вне полицейского участка?

- Множество. Всех сразу не упомнишь, но вот о двух расскажу. Была одна девчонка из проблемной семьи: когда родители развелись, она стала часто сбегать из дома. И не просто сбегала, а в Восточный Иерусалим, где… В общем, она там проводила время так, как считала нужным. Мы раз за разом вытаскивали ее оттуда, пока, наконец, не добились ее отправки в закрытый исправительный интернат. Многие думают, что такое заведение - то же, что тюрьма, но это ошибка. На самом деле это совершенно особое место, где работают такие же особые люди - психологи, педагоги, вожатые, всецело преданные своему делу и творящие подлинные чудеса. Они, что называется, вставляют таким ребятам мозги, помогают им вернуться к нормальной жизни. Попасть туда, кстати, очень непросто, и многие родители мечтают, чтобы в этой школе-интернате нашлось место для их проблемного ребенка.

Помню, когда я везла туда девочку, она всю дорогу рыдала и просила не оставлять ее там… Где-то через полгода иду по улице и вдруг вижу - она несется мне навстречу. Бросилась на шею, стала обнимать и благодарить за то, что я для нее сделала, говорила, что поняла, в какой яме оказалась и могла увязнуть в ней еще глубже. Это был совсем другой человек...

Вторая история произошла с парнем. Он совершал одно правонарушение за другим, но его мать-адвокат вновь и вновь вытаскивала его из-под арестов. Она находилась в разводе с мужем, и он был единственным сыном, что называется, светом в окошке, и мать была готова сделать для него что угодно. В результате парень ощущал все большую безнаказанность и пьянел от нее. В конце концов, нам удалось и определить его в закрытый интернат в Герцлии - тоже совершенно уникальное место, где работу по реабилитации подростков сочетают с попыткой увлечь их морем, кораблями и всем, что с этим связано. Мать была категорически против, чуть не билась в истерике. А парнишка потом явился в полицию, чтобы поблагодарить за то, что мы предоставили ему возможность стать нормальным человеком.

В этом отделе я проработала достаточно долго, а затем меня перевели в следователи.

- Почему?

- Просто я вышла замуж и родила сына. А сейчас у меня уже трое сыновей...

- И кто у нас муж? Тоже полицейский?

- Нет, муж у нас инженер-электрик. И, кстати, коренной израильтянин.

- Признаюсь, мне трудно представить, как сотруднику полиции, которая постоянно на службе, удалось найти мужа вне работы…

- А я никогда не путала работу с личной жизнью. Никто в полиции не знал, что происходит у меня дома, свободна ли я. Пока, наконец, не настал момент, когда я сказала друзьям и близким: "Найдите мне мужа!" Мне стали предлагать разные варианты, я начала ходить на свидания. Которые, разумеется, ни к чему не обязывали. Хотите - считайте это "шидухом"...

Как-то я созвонилась с очередным претендентом, и возник вопрос, где нам встретиться. Я решила, что ни в Холоне, ни в Бат-Яме этого делать никак нельзя, там меня все знают. Решила встретиться с ним в кафе на набережной Ришона. Разумеется, я была не в форме, а в платье, постаралась выглядеть как можно эффектнее. И вот мы встречаемся, заходим в кафе, садимся за столик, я смотрю на барную стойку - и вижу за ней одного из тех, кого в свое время посадила за наркотики. Он меня тоже узнает, меняется в лице и стремительно исчезает на кухне. Ладно. Мы сидим, продолжаем разговаривать, но я все равно чувствую себя немного не в своей тарелке - это ж надо было так попасть! Но бармен чувствует себя еще хуже: хотя он впервые видит меня в платье и с мужчиной, уверен, что я пришла по его душу.

- А ваш визави не знал, что вы работаете в полиции?

- Почему же, знал, я этого не скрывала. Но он думал, что я сижу в офисе и перекладываю бумажки. Короче, мы продолжаем общаться - и тут у моего бывшего "клиента" сдают нервы. Он подходит ко мне, и начинает клясться, что завязал, выучился на повара, а если я думаю о нем что-то не то, то ошибаюсь. Говорим мы, разумеется, на его языке, который для нормального уха звучит дико. Тут, вижу, мой новый знакомый тоже меняется в лице. И его можно понять: только что рядом с ним сидела интеллигентная девушка, шел, так сказать, высококультурный разговор, и вдруг она начинает выражаться, как не будем говорить кто. В общем, понятно, что у него возникает вопрос о том, что происходит и какая же из этих двух девушек настоящая.

Когда бармен отошел, я сказала: "Давай теперь познакомимся по-настоящему. Я полицейская, работаю с подростками. Но в свое время была агентом полиции, ловила преступников, и с ними мне приходилось говорить на их языке. Мне важно, чтобы ты это знал". "Извини, - ответил он. - Я должен ненадолго выйти, чтобы все это переварить и обдумать". Он вышел, а я осталась за столиком, не зная, вернется ли он вообще. Через некоторое время он появился, сел за столик и сказал: "Ладно, я все понял. Продолжаем разговор..." В этот момент нам приносят огромное блюдо с сырами и говорят, что это за счет заведения. "Так, - говорю я, - мы не притрагиваемся к сырам, а просто оставляем деньги за выпитый кофе и немедленно уходим".

Вот такое у нас вышло первое свидание. С тех пор мы уже десять лет вместе.

- На каких преступлениях вы специализируетесь?

- Их много. Тут и драки, и телесные повреждения, и угрозы, и расследования по случаю насилий на стадионах, и сексуальные преступления, подпольные казино, публичные дома, случаи издевательства над животными. Все мое!

- Тогда я задам вопрос иначе: какие из расследуемых преступлений вызывают у вас наибольшее отвращение?

- Те, которые совершаются по отношению к абсолютно беззащитным людям - старикам, детям, душевнобольным... Как вы понимаете, за эти годы я чего только не насмотрелась, но к этому невозможно привыкнуть. Это всегда жутко. Жутко, к примеру, было расследовать дело 17-летнего парня, который постоянно насиловал 7-летнего брата. Но я, чтобы добиться от него правды, изображала его лучшую подругу, человека, который готов его понять и выслушать, и после шести часов допроса он рассказал все, как было, до конца.

- То есть вы любите играть роль "доброго следователя"?

- А с моей внешностью запугать кого-то и не получится. Да и работа полиции сейчас находится под таким контролем МАХАШа, что в "злого следователя" особо не поиграешь. Но если умело вести допрос, если чувствовать, как меняется голос, жесты, поведение допрашиваемого, то рано или поздно докапываешься до правды.

- Ваша работа не сказывается на отношениях с мужем? Лично я на его месте был бы не очень доволен, что жена работает в три смены...

- Нет, с мужем все замечательно. Хотя иногда он в шутку называет себя отцом-одиночкой, а когда я прихожу с ночной смены, говорит: "Ну вот, прошел еще один день, когда я занимался воспитанием твоих детей".

- Как вы собираетесь строить жизнь дальше? Готовитесь занять офицерскую должность?

- Нет, не готовлюсь. Работа офицера полиции - это действительно служба дни и ночи. А я, прежде всего, жена и мама троих детей, которыми надо заниматься.

- Вы довольны работой, получаете от нее удовольствие?

- Не знаю насчет удовольствия, но есть ощущение, что ты делаешь очень важное и полезное дело. Есть удовлетворение от работы. Без этого ощущения у нас служить просто нельзя.

- И последний вопрос. Перед нашей встречей я переговорил с вашими коллегами, и они вскользь упомянули, что вы в свое время прошли гиюр. Это правда? И если да, что побудило вас к этому? Если вам не хочется отвечать, вопрос снимается.

- Да нет, я ничего не скрываю и уж тем более не стесняюсь этого факта моей биографии, скорее, наоборот. Я на самом деле прошла ортодоксальный гиюр, и мне было ужасно интересно учиться на курсах подготовки к нему; знакомиться с нашей историей, которую я совершенно не знала. У меня отец - еврей, бабушка и особенно прабабушка с его стороны соблюдали еврейские традиции. И хотя они это не особенно афишировали, я всегда считала еврейский народ своим народом, а его веру - своей верой. Так что для меня это был естественный шаг. Если я о чем-то и жалею, так это о том, что не прошла гиюр в период службы в армии. Тогда все было бы легче и быстрее, а так у меня ушло на это долгих три года.