Встань – и пройди по городу резни!
...Именно эти первые строфы великой поэмы Х.Н. Бялика непрестанно крутились у меня в голове, когда я смотрел длящийся почти час документальный фильм, название которого в русскоязычном сегменте интернета было переведено как "Крики перед тишиной", хотя, на мой взгляд, его стоило перевести куда ближе к оригиналу: "Вопль - и затем безмолвие"
Прокрученный по ряду израильских телеканалов, а потом появившийся в свободном доступе на YouTube, фильм был снят известной израильской журналисткой Шерил Зандберг и режиссером Анат Сталински в феврале, когда только-только завершился долгий процесс сбора и опознания останков погибших 7 октября, и армия, наконец, разрешила журналистам посещать разгромленные израильские поселки и кибуцы и осуществлять видеосъемку.
С этого, собственно, и начинается фильм – со съемки внутри сожженных и разрушенных еврейских домов в кибуце Кфар-Аза, с обгоревших деревьев и машин во дворах, перевернутых вверх дном комнат, обгоревших матрасов на кроватях и детских тапочек и другой обуви в распахнутых ящиках комодов. Это невольно вызывает в памяти груды обуви, которые выставлены на всеобщее обозрение в Освенциме.
И сколько бы ни говорили о том, что не стоит сравнивать резню 7 октября с Холокостом, такая ассоциация - и авторы фильма сделали это, безусловно, намерено - все равно возникает... А далее следуют кадры, на которых Шерил Зандберг смотрит в окно минибуса, везущего ее на съемки, и мы видим, как неотвратимо, с пасторального на чудовищный, меняется пейзаж за окном.
После этого в фильме один за другим предстают жертвы и свидетели событий 7 октября – Хен Голдштейн-Альмог, освобожденная из плена в рамках сделки с ХАМАСом; доктор Айелет Леви-Шахар, чья дочь продолжает находиться в руках ХАМАСа; чудом выжившие и многое видевшие своими глазами участники фестиваля "Нова" Тали Бинер, Раз Коэн и Михаль Охана; начальник службы охраны фестиваля Эльад Авраам; организовавший операцию по вывозу участников фестиваля и спасший 700 человек Рами Давидьян; принимавший участие в сражении с боевиками подполковник запаса Эран Масас; занимавшиеся сбором и опознанием тел добровольцы организации ЗАКА Хаим Отмазгин и Симха Гринман...
Есть в фильме и вызывающие содрогание кадры, отснятые самими боевиками ХАМАСа, а также и их свидетельские показания, после которых неминуемо возникает вопрос: какие же, к дьяволу, миру еще нужны доказательства чудовищности совершенных ХАМАСом преступлений?! Как это вообще можно отрицать? Зачем после того, как ХАМАС изобличил сам себя, мир требует от нас каких-то дополнительных свидетельств?!
И вам представляют эти свидетельства.
...В кадре возникает лицо еще совсем юной девушки, на глазах которой убили ее отца, а затем, связав ей с матерью и сестрой руки, за волосы поволокли их на улицу, к тендеру, куда грузили заложников. По дороге сестренка упала, забилась в истерике, и араб, чтобы не возиться, выстрелил ей в лицо. И идут кадры ХАМАСа, на которых они, окровавленные, прибывают в Газу и оказываются среди толпы, источающей ненависть и радость от их захвата в плен...
А вот рассказ Раза Коэна о том, как он, лежа в кустах, был свидетелем изнасилования евреек и понимал, что, не имея оружия, бессилен что-либо сделать: если он выйдет, террористы его просто убьют. Изнасилование, по его словам, само по себе страшное зрелище, но еще страшнее, когда во время насилия жертве отрезают грудь, бросают ее на дорогу, а потом хладнокровно убивают и начинают глумиться над телом, с азартом мясников разделывая его...
Добровольцы ЗАКА вспоминают в фильме, в каких позах и со следами какого чудовищного изуверства они находили изнасилованных девочек-подростков и взрослых женщин; как часто рука или другая часть тела жертвы находилась в десятках метрах от него... А еще об обгоревших телах с прижатыми к груди и голове руками в тщетной попытке защититься от огня – однозначное доказательство того, что их сжигали живьем.
В какой-то момент один из добровольцев, не сдерживая слез, показывает Шерил Зандберг фотографии, которые сделал на свой мобильник, и она, увидев их, в ужасе восклицает "О, Господи!" Прозвучит в фильме признание представительницы силовых служб, что у них имеются десятки и сотни тысяч видеоматериалов, запечатлевших жертвы ХАМАСа. Но так же, как в кадрах фильма не демонстрируются фотографии из мобильника добровольца, эти материалы все еще запрещены к показу.
И поистине трудно понять, почему введен этот запрет, для чего нужно щадить чувства человечества, в очередной раз оказавшегося равнодушного к еврейской крови и еврейской беде? Почему вновь и вновь не прокручивать эти кадры по всем возможным медийным каналам?!
Шерил Зандберг выступает не только в роли интервьюера, но и является одной из его полноправных героинь. Необычайно интересно следить за тем, как на протяжении фильма меняется ее лицо – от простого сочувствия к подлинному состраданию, от сострадания – к ужасу и этому вырывающемуся из самых глубин ее женского существа возгласу "О, Господи!", после которого слова становятся излишними.
Это и есть нормальная человеческая реакция на то, что произошло 7 октября на южной границе Израиля. Ненормальными, если не сказать – чудовищными являются как раз попытки это оправдать, или отрицать, или обвинять во лжи жертв резни, Израиля и заодно с ними всех евреев мира.
Фильм "Вопль – и затем безмолвие" еще раз напоминает: те, кто отрицает правду о событиях 7 октября и выражает поддержку ХАМАСу, являются прямыми соучастниками совершенных им злодеяний. Вместе с ХАМАСом они оказываются по другую сторону от всего человечества, ибо те, кто называет себя людьми, просто не могли творить то, что творил ХАМАС и жители сектора Газы по отношению к тем, кого убивали и брали в заложники.
Я хорошо понимаю, что этот фильм ничего не изменит и никого ни в чем не убедит, даже если его просмотрят миллионы зрителей. Будучи очень добротно снятым, он, безусловно, не является шедевром кинодокументалистики и вряд ли получит мировое признание (хотя, дай Бог, чтобы я в этом ошибся!). Но за этой лентой непременно последуют другие, возможно, еще более откровенные и потому более страшные.
В итоге, как это не раз бывало в прошлом, под тяжестью и неопровержимостью доказательств мир вынужден будет признать, что все это было, было, было... Отрицание же событий 7 октября в конце концов начнет восприниматься так же, как сегодня воспринимаются попытки отрицания резни Богдана Хмельницкого, еврейских погромов в годы гражданской войны или Катастрофы. Но ведь до этого нам всем еще надо дожить...
Автор этих строк должен признаться, что в отличие от многих был подготовлен к просмотру фильма Зандберг и Сталински. Во-первых, еще в прошлом году я просмотрел подготовленный ЦАХАЛом на основе кадров ХАМАСа 45-минутный ролик о событиях 7 октября, который так и не был представлен широкой публике.
Во-вторых, в минувшем мае мой давний знакомый, замечательный питерский художник Михаил Шапиро приехал в Израиль и с ходу присоединился к группе добровольцев, занимавшихся уборкой в кибуцах, подвергшихся нападению ХАМАСа. В этом качестве он побывал в кибуце Беэри. Работы там, по его словам, было по горло: за полгода с лишним палой листвы набралось с лихвой, дворы заросли сорняками, вымахавшими чуть ли не в человеческий рост, и их приходилось выпалывать под постоянную канонаду.
Понять, кто именно стреляет, было невозможно, но ощущение складывалось, что снаряды рвутся буквально в паре метров. Среди прочего волонтеры очищали и разоренные террористами дома, и хотя армия запретила что-либо фотографировать, Миша все же сделал несколько снимков – разломанной и обгоревшей мебели, разбросанных повсюду женских и детских вещей и кухонной утвари. И при виде этих снимков мне снова вспомнился зачин поэмы Бялика:
...Встань, и пройди по городу резни,
И тронь своей рукой, и закрепи во взорах
Присохший на стволах и камнях и заборах
Остылый мозг и кровь комками; то - они.
Пройди к развалинам, к зияющим проломам,
К стенам и очагам, разбитым словно громом:
Вскрывая черноту нагого кирпича,
Глубоко врылся лом крушительным тараном,
И те пробоины подобны черным ранам,
Которым нет целенья и врача.
Ступи - утонет шаг: ты в пух поставил ногу,
В осколки утвари, в отрепья, в клочья книг:
По крохам их копил воловий труд - и миг,
И все разрушено...
И выйдешь на дорогу -
Цветут акации и льют свой аромат,
И цвет их - словно пух, и пахнут словно кровью.
И на зло в грудь твою войдет их сладкий чад.
Маня тебя к весне, и жизни, и здоровью:
И греет солнышко, и, скорбь твою дразня.
Осколки битого стекла горят алмазом -
Все сразу Бог послал, все пировали разом:
И солнце, и весна, и красная резня!
Но дальше. Видишь двор? В углу, за той клоакой,
Там двух убили, двух: жида с его собакой.
На ту же кучу их свалил один топор.
И вместе в их крови свинья купала рыло.
Размоет завтра дождь вопивший к Богу сор,
И сгинет эта кровь, всосет ее простор
Великой пустоты бесследно и уныло -
И будет снова все по-прежнему, как было...
