Этого места давно нет. Его уничтожили, затопили в 70-х годах в связи с сооружением гидроэлектростанции на Днестре. Где жили люди, где на улицах и переулках стояли дома, где цвели сады и пели птицы, там разлилась вода.
Когда спустя годы я стоял на берегу водохранилища, мне было не по себе. Казалось, что под водой заживо погребена жизнь, что под ней застыло всё «…что пело и боролось, сияло и рвалось…» И было ощущение, что стоит только убрать воду и на том месте снова увижу улицы и дома, знакомых людей и себя, молодого, среди них.
Этим местом был посёлок, районный центр Старая Ушица Хмельницкой области, самый отдалённый от областного центра и, пожалуй, самый маленький райцентр – довоенное еврейское «местечко». Оттуда в 1953 году начинался мой трудовой путь в органах прокуратуры. Там узнал я историю, о которой хочу рассказать.
Рассказ будет кратким, потому что написан в рамках некогда полученной информации. В нём не будет тех подробностей, которые должны быть в таком повествовании и которые делают его более ярким. Но люди, от которых я узнал эту историю и, прежде всего, её герои, не посвящали меня в подробности. Выдумывать же здесь ничего нельзя потому, что это не художественный вымысел, а история живых людей.
Но если бы мой очерк был ещё короче, если бы это было бы просто сообщение телеграфного типа, то и тогда, думаю, его следовало бы предложить читателям. Потому что есть вещи, о которых нельзя не рассказывать.
К месту назначения мы с женой добирались в кузове грузовика. Из города Каменец – Подольского до Старой Ушицы вело 50 – километровое шоссе – удивительная экзотическая дорога. Короткие, редкие прямые участки её перемежались крутыми подъёмами и спусками, резкими поворотами и извилинами. Лесные массивы сменялись высокими, подчас отвесными скалистыми обрывами, за которыми была пропасть. Мы ехали дорогой над пропастью. Дух захватывало от красоты и опасности той дороги.
Вскоре после приезда познакомились со своими соседями, супругами Аней и Петром. Это были очень простые, скромные люди. С тремя детьми, девочками, они жили в собственном домике. Аня была продавцом газированной воды в киоске, Пётр – дезинфектором в санэпидемстанции.
Находясь ещё под властью дорожных впечатлений, мы поделились ими со своими новыми знакомыми. Выслушав наши восторги, Аня сказала:
— «Эту дорогу строили евреи, которых немцы потом расстреляли, я тоже была там…»
Так неожиданно в первые дни на новом месте мы узнали историю, связанную с той самой дорогой, которой только что любовались. Наши восторги исчезли, чтобы никогда больше не возобновляться. Их заменили совсем другие чувства.
Девушка Хана жила с родителями в Старой Ушице, училась в средней школе и пред войной окончила 9 классов. В этой же школе, на класс старше, учился Пётр – парень из села Лоевцы, расположенного в семи километрах от районного центра. Эти молодые люди были совсем разными. Рыжеволосая Хана была признанной красавицей. Пётр не вышел ни лицом, ни ростом. Она была общительной, весёлой, активной. Он слыл молчуном, сторонился шумных компаний. Хана хорошо училась, Пётр – так себе. Она любила музыку, стихи. Он был далёк от всего этого.
Пётр любил Хану. Девушка не испытывала этого чувства к парню, была безразлична к нему. Юноша страдал, как страдает каждый безответно влюблённый.
В Старую Ушицу немцы пришли в первые дни войны и начали осуществлять акцию, которая проводилась ими на всей захваченной территории и на протяжении всего времени оккупации. Акцию, от цели и последствии которой мир содрогается и сейчас, спустя более полустолетия после окончания войны.
Люди были разделены на две части по одному признаку – евреи и не – евреи. Последние могли жить. В неволе, в угнетении, под страхом, но жить. Евреи должны были погибнуть. Исчезнуть с лица земли, все до одного. Линия жизни смерти прошла водоразделом между людьми, которые вчера ещё были соседями, ходили друг к другу в гости, вместе работали, учились, влюблялись друг в друга, женились и рожали детей.
Пётр и Хана оказались по разные стороны этой линии, потому что она была еврейкой.
Шоссейная дорога между Каменец – Подольском и Старой Ушицей не была окончена к началу войны. Дорога имела важное коммуникационное значение для оккупантов, и они решили достроить её руками обречённых ими на смерть евреев. В 25-ти километрах от Старой Ушицы, вблизи дороги, был устроен лагерь, в который согнали евреев не только Старой Ушицы и окрестных мест, но, по имеющимся сведениям, из дальних регионов, включая страны Восточной Европы. В этом лагере находилась и ждала своей участи Хана.
Пётр узнал об этом, находясь в своём селе, в родительском доме. Он взял небольшую котомку, уложил в неё буханку хлеба, кусок сала, нож, мешок и, никому ничего не сказав, отправился в путь. К вечеру он добрался до еврейского лагеря и выкрал оттуда Хану.
Пётр поместил девушку в мешок и понёс. Тридцать два километра отделяли лагерь смерти от села, в котором он жил. Почти весь этот путь по дороге над пропастью, по лесным и скалистым тропам юноша нёс в мешке свой бесценный груз, боясь любых встреч, любых глаз. Ночью он принёс Хану в свой дом и освободил её из мешка перед удивлёнными домочадцами.
Все годы оккупации Пётр и его семья скрывали Хану. В этот период она заболела тифом. Его спасли и от страшной болезни и от гибели от рук фашистов. В доме, где скрывалась Хана, она превратилась в Анну и стала женой Петра.
Вот, собственно, и всё. Но теперь, когда история рассказана, я должен возвратиться к тому, с чего начинал свой рассказ – к вопросу о деталях и подробностях. Потому как, думаю, что у читателя неизбежно возникнут вопросы. Как всё – таки удалось выкрасть Хану из немецкого охраняемого лагеря? Как удалось скрывать Хану в доме Петра в течение долгих, страшных лет оккупации?
Резонные вопросы, но я не могу ответить на них, потому что Аня и Пётр не рассказывали об этом, а я не расспрашивал.
Эту историю в первое послевоенное время знали многие в Старой Ушице. От некоторых людей мы слыхали версию о том, что Хана была выкуплена Петром из лагеря через одного из полицаев, что затем удалось оформить на неё фиктивные документы, как на родственницу семьи Петра.
Может быть, так оно и было, не знаю. Я констатирую только то, что услыхал, узнал из уст Ханы и Петра – сельский юноша освободил из фашистского лагеря еврейскую девушку, которую любил, пронёс её в мешке десятки километров, скрыл в своём доме и спас.
Полюбила ли Хана Петра, ответила ли любовью на любовь, которая спасла ей жизнь?
А может быть, чувство высокого долга, уважения и признательности заменило любовь?
Мы этого не знаем, и это не наше дело.
Когда мы познакомились, перед нами была преданная жена, заботливая мать, прекрасная хозяйка. Ну, а Петя смотрел на свою Аню – Хану такими же влюблёнными глазами!..
Перед тем, как Старая Ушица была затоплена, её жители разъезжались кто куда, покидая тонущий корабль. Перед отъездом Пётр побывал в Каменец – Подольском, где я тогда работал, и зашёл попрощаться. Он уезжал со своим семейством в Одессу…
С тех пор я не видел ни Аню, ни Петра. Не знаю, где они, как они – в наше беспокойное время.
Надеюсь, что всё в порядке, что судьба всё так же благоволит им, их детям… Ибо если не им, то кому же?..
Маленькое послесловие внука Михаила Гольдиса, Марата Гринберга: «Петр Гуцол (1922-2005), спасший Анну Бирман и женившийся на ней после войны, был объявлен «Яд Вашем» Праведником народов мира в 1994-м году. Эта глава в книге Михаила Гольдиса, моего дедушки — моя любимая...»