Они возвращаются. В объятия близких, в комнаты, где сохранились их вещи, в мир, продолжавший вращаться без них. Возвращаются с синяками под глазами и тенями за спиной. С воспоминаниями, которые не выветриваются. С историями, которые невозможно рассказать — слова рассыпаются, не выдерживая тяжести пережитого. Их называют выжившими, спасенными, освобожденными. Но часто единственное, что возвращается — только тело. Душа остается там, где земля впитала кровь близких, где время остановилось в момент выстрела, где жизнь раскололась на "до" и бесконечное "после".
I. ВЫЖИВШИЙ, НО НЕ СПАСЕННЫЙ
Рои Шалев пережил массовую бойню на музыкальном фестивале Nova. Выжил, когда его девушка Мапаль Адам и лучший друг Хилли Соломон были убиты боевиками ХАМАС. Он лежал, истекая кровью, притворяясь мертвым, пока над ним и его уже погибшей девушкой проходили убийцы. Семь часов между жизнью и смертью.
"Пули свистели мимо нас, рядом взрывались гранаты, а ужас окружал со всех сторон" — так Шалев описывал то утро 7 октября 2023 года.
Его нашли военные. Спасли тело. Но душа... Душа осталась там, под машиной, где погибла Мапаль.
Через неделю после теракта мать Рои, не выдержав горя, покончила с собой.
"За одну неделю я потерял трех самых важных для меня женщин в мире", — писал он позже.
История Рои – это не история о чудесном спасении. Это история о том, как выживание может стать непосильным бременем. Два года Рои пытался жить. Переименовал пекарню, которую они с Мапаль открыли вместе, в "Кафе Мапаль". Организовывал памятные мероприятия. Делился своими чувствами в социальных сетях. Пытался найти опору в чем-то, что помогло бы ему продолжать дышать.
Но 7 октября 2025 года, ровно через два года после теракта, Рои Шалев покончил с собой. За день до этого он написал: "Я не могу больше продолжать. Я никогда не чувствовал такой глубокой и жгучей боли и страдания в своей жизни. Это съедает меня изнутри".
II. МОМЕНТ, КОГДА МИР ПЕРЕВОРАЧИВАЕТСЯ
Те, кто пережил теракт на фестивале Nova, рассказывают похожие истории о том, как обычный день превратился в кошмар.
"Это был такой прекрасный момент для меня, моих друзей, для людей, которые там были, и он так экстремально отделен, потому что после 6:30 это превратилось в зону военных действий," — вспоминает Томер Меир.
Ноа Беер, еще одна выжившая, вспоминает, как внезапно изменилась атмосфера фестиваля:
"Они смотрели прямо на меня и стреляли прямо в меня, но промахнулись. Если нет Бога, то это что-то другое, но я думаю, что это Бог."
Момент перехода — из праздника в ад, из безопасности в хаос, из жизни в выживание — это первая травма. Момент, когда реальность раскалывается, а мир теряет целостность и предсказуемость. Этот перелом становится водоразделом жизни выживших — есть "до" и есть "после", и мостов между ними не существует.
III. ТЕЛО, КОТОРОЕ ПОМНИТ
Физическое возвращение домой не означает возвращения в прежнюю жизнь. Тело хранит память о травме, записывает ее на клеточном уровне, превращает в рефлексы и кошмары.
"В последующие месяцы я не мог справиться. Меня поглотили воспоминания и тревога, а сон стал далеким воспоминанием," — рассказывал Рои.
Выжившие после теракта часто испытывают:
Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР)
Хроническую тревожность, страх, панические атаки
Депрессивные состояния, чувство вины и беспомощности
Нарушения сна, кошмары, проблемы с памятью и концентрацией
Физиологические проявления: бессонница, головные боли, мышечное напряжение, нарушения пищевого поведения
Для Рои эти симптомы стали постоянными спутниками. Его друзья отмечали, что "он так и не оправился от травмы или от потери своей девушки и лучшего друга".
Тело живет, но не живет душа. Физическое освобождение не приносит освобождения психологического.
IV. ВИНА ВЫЖИВШЕГО
Самое тяжелое бремя для многих — это вина перед теми, кто не вернулся. Вина за то, что ты дышишь, а они — нет.
Рои Шалев писал в своем последнем посте:
"Огромное извинение, что я не смог защитить тебя в этот ужасный день, ты знаешь, я сделал всё, я сделал всё, чтобы сохранить тебя в безопасности, моя любимая. Я предпочел бы умереть в агонии, а ты бы выжила."
Эта вина — каменная плита, которая с каждым днем становится тяжелее. Она не поддается рациональным аргументам, не лечится логикой. Она существует в том измерении души, где обитают самые глубокие и неистребимые чувства.
Охад, еще один выживший с фестиваля Nova, делился:
"Я плачу около пяти часов подряд, просто пытаясь понять, что я скажу на похоронах моего лучшего друга. Это не то, о чем должен думать 23-летний парень, и это было одной из самых тяжелых частей для меня."
Мир ожидает от выживших благодарности за спасение, за жизнь. Но внутри них живет другая правда — неутихающая боль от того, что ты остался, а они — ушли.
V. МЕЖДУ ДВУХ МИРОВ
Выжившие после теракта часто оказываются в пространстве между двумя мирами. Один мир — тот, который продолжает существовать вокруг них: работа, новости, обыденные заботы, разговоры о погоде. Другой — внутренний мир травмы, где время застыло в момент трагедии.
Рой, выживший с фестиваля Nova, рассказывает о своем шоке после возвращения домой:
"Когда я вернулся домой, я взял свой телефон и увидел объявление о пропавшем — о себе и своих друзьях. Только представьте, насколько это безумно — видеть объявления о пропавших, которые твои друзья опубликовали о тебе."
В этом разрыве между мирами теряется идентичность. Кто ты теперь? Прежняя жизнь стала недосягаемой, а новая не поддается осмыслению.
Ор Леви, освобожденный заложник, так описывал свое состояние:
"Меня связали цепями — к моменту освобождения я научился ходить."
Его брат добавлял:
"Вчера, спустя год и четыре месяца, я снова увидел своего брата. Я обнял его, но это был уже не тот Ор, который ушел из дома 7 октября."
Мост между "до" и "после" строится годами, и не у всех хватает сил его достроить.
VI. КОГДА ВРЕМЯ НЕ ЛЕЧИТ
Принято говорить, что время лечит раны. Но для многих выживших время становится еще одним испытанием.
На второй годовщине теракта Рои Шалев написал:
"Два года прошло с самого ужасного дня моей жизни... и целой страны. Тоска по тебе становится только сильнее, боль не проходит со временем. Она всегда здесь, везде, всё время. Я полон боли в этом году, даже больше, чем в прошлом."
Травма меняет само восприятие времени. Для некоторых выживших оно останавливается, для других — циклически возвращает к моменту трагедии. Праздники, годовщины, случайные триггеры — и ты снова там, под машиной, слышишь выстрелы, чувствуешь запах дыма и крови.
VII. СООБЩЕСТВО ТРАВМЫ
Иногда единственными, кто по-настоящему понимает выжившего, становятся такие же выжившие.
Сообщество Nova выпустило заявление после смерти Рои:
"Рои был столпом силы в нашем сообществе, и его смерть — неизмеримая потеря для нас. К сожалению, многие члены сообщества Nova до сих пор переживают травматические моменты каждый день после 7 октября."
Эти сообщества становятся местом, где можно быть собой, не объяснять свои реакции, не притворяться "нормальным". Местом, где понимают твою вину, твою боль, твой страх.
Но даже такая поддержка не всегда спасает от самого себя.
VIII. КОГДА ВОЗВРАЩЕНИЕ СТАНОВИТСЯ НЕВОЗМОЖНЫМ
Для Рои Шалева наступил момент, когда боль стала сильнее желания жить. Два года он боролся с травмой, пытался найти смысл, старался помогать другим своей историей.
В своем прощальном сообщении он написал:
"Я не могу больше продолжать. Я никогда не чувствовал такой глубокой и жгучей боли и страдания в своей жизни. Это съедает меня изнутри."
Это не было внезапным решением. Это был конец долгого пути, на котором каждый шаг требовал нечеловеческих усилий. Пути, который в конечном итоге оказался слишком тяжелым.
IX. НЕЗАЖИВАЮЩАЯ РАНА ОБЩЕСТВА
История Рои Шалева — это не просто личная трагедия. Это зеркало, в котором отражается коллективная травма общества. Каждый выживший несет в себе часть общей боли, но при этом остается мучительно одиноким в своем страдании.
Раз Коэн, еще один выживший с фестиваля Nova, рассказывал:
"Я не думаю, что слова могут даже объяснить, насколько это было ужасающе."
И именно эта невозможность выразить, передать, объяснить часто становится самым тяжелым испытанием. Общество хочет героических историй спасения, истории торжества жизни над смертью. Но реальность выживших сложнее и темнее.
Рои Шалев ушел накануне освобождения всех оставшихся в живых заложников. Символичный и трагический момент, напоминающий о том, что физическое освобождение — лишь первый шаг на долгом пути исцеления. И этот путь проходит не только через кабинеты психологов и групповые терапии. Он проходит через сердце общества, через нашу готовность слушать, понимать и поддерживать — даже когда истории слишком тяжелы, чтобы их услышать.
Потому что за каждым выжившим стоит не только его личная борьба, но и наша общая ответственность — сделать так, чтобы их возвращение было не только физическим, но и душевным. Чтобы они могли не просто выжить, но и снова начать жить.
"Посреди боли и печали я держусь за одну истину: мы будем танцевать снова," — писал когда-то Рои.
Для него этот танец закончился. Но наша задача — сделать так, чтобы другие выжившие смогли однажды вернуться на танцпол жизни.
